Журавленок и молнии - Страница 83

Маленький Максимка боком сидел на трехколесном велосипеде и насупленно поглядывал на подходившего Журку.

– Почему Федота не пхинес?

– В дхугой хаз…

– А ты не дхазнись…

– Не буду, – согласился Журка. – А ты чего сердитый?

– Жизнь такая, – меланхолично откликнулся Максим. – Одни непхиятности… В велосипеде тохмозов нет. На дом наехал, колготину похвал. Видишь, дыхка… – Он дернул коленкой.

– Чепуха, – утешил Журка.

– Тебе чепуха, а мне от мамы влетит.

– Не влетит, пойдем.

Лидия Сергеевна обрадовалась Журке и Максима ругать за "дыхку" не стала.

– А Валерий как раз фотокарточки глянцует, которые на вашем спектакле снимал, – сообщила она. – Иди посмотри. По-моему, неплохо получилось.

Но Валерий Михайлович сидел, запершись, в ванной и попросил Журку подождать. А то следом за ним проникнет в ванную некая личность, а здесь провод у глянцевателя не заизолирован…

– "Некую личность" я пойду поить молоком, – сказала Лидия Сергеевна. – Журка, а может быть, и ты хочешь?

– Ой, правда хочу! – сознался Журка. – Я сегодня пообедать позабыл. Столько было дел.

Лидия Сергеевна дала ему, кроме молока, макароны с сыром и поинтересовалась:

– Что за дела?

– Всякие разные, – вздохнул Журка. Подналег на макароны и стал рассказывать по порядку: про утреннюю репетицию и Эмму Львовну с телевидения; про Валерика и его мать; про то, как ходил в поликлинику. Только про смутный разговор с Горькой и про неясное беспокойство, которое осталось после Валерика, рассказывать не стал. Он вовсе не хотел что-то скрывать от Лидии Сергеевны, но не знал, как объяснить ей свою тревогу… Зато он охотно и весело рассказал про последний разговор с отцом.

– Ну вот… Значит, совсем помирились с папой? – тихонько спросила Лидия Сергеевна.

– Угу… – смущенно сказал Журка. И вдруг пришло к нему громадное облегчение. Только сейчас. Словно именно в эту минуту растаяла, испарилась тяжелая ледяная корка, которая привычной холодной тяжестью давила на него столько месяцев подряд. Он сам поразился этой неожиданной и небывалой легкости. Удивленно и обрадованно глянул на Лидию Сергеевну.

Она поняла его радость, улыбнулась навстречу, ласково сказала:

– Ну и славно… Все теперь будет хорошо.

Но в ее голосе Журка уловил усталость. Лидия Сергеевна, видимо, догадалась об этом. Качнула головой, провела по лицу ладонями, виновато призналась:

– Ох, и устала я, Журка…

– А почему? Что случилось? – Он быстро повернулся к ней вместе с табуреткой.

– Да ничего особенного. Просто сессия на носу, зачеты пошли, а я в этом семестре закрутилась с хозяйством, лекций напропускала. Теперь столько учить приходится, просвета не видно… Ох, уйду я, Журка, на заочное.

– Куда? – испугался он.

– На заочное отделение. Чтобы работать в школе, а в институте только экзамены сдавать и контрольные работы.

– Но тогда еще труднее будет, – рассудительно заметил Журка.

– Труднее… и легче. Я, Журка, по школе скучаю. Ты рассказываешь про все ваши дела в классе, а я так бы и побежала туда. Понимаешь, я как будто в чем-то виновата…

– В чем? – удивился Журка.

– Трудно объяснить… Наверно, у меня такой нелепый характер. Все кажется, будто я ребят бросила.

– Кого? Нас? Но ведь все равно же…

– Да нет, вообще ребят… Ну, вот будто война идет, а я в тылу сижу. Вроде бы делом занята, да не самым главным… Хотя это, конечно, очень громкое сравнение…

– Ведь не война же… – осторожно возразил Журка.

Лидия Сергеевна сказала негромко:

– Война, Журка… За таких вот, как этот Валерик, про которого ты рассказывал… Я, знаешь, о чем подумала? Был бы он в моем классе, я бы его никакой беде не отдала.

"А ведь точно!" – понял Журка. И тревога за Валерку опять кольнула его. Журка сказал:

– Тогда идите на это… на, заочное…

– Ох, Журавлик… Думаешь, так просто? Знаешь, сколько забот прибавится! И работа, и сессии, и… вон эта личность беспризорником растет… Я на курсе заикнулась было про заочное отделение, а все подруги в один голос: "Ты с ума сошла! Учись, пока есть возможность, успеешь еще ярмо на шею надеть! Муж зарабатывает, чего тебе…" В общем, кажется, убедили. Почти…

– Если "почти", значит, не убедили, – заметил Журка. – Лидия Сергеевна, вы их не слушайте.

– Но если разобраться, они же правильно рассуждают.

– Ага! – откликнулся Журка. – "Правильно"… Лидия Сергеевна, у меня дедушкино письмо есть, последнее. Он там знаете что написал? "Если тебе все-все, со всех сторон, будут говорить правильные слова, а ты хоть самую капельку будешь знать, что надо делать по-своему, так и делай…"

– Да… Но, Журка, посуди сам. Тогда могут сказать: "Значит, мы все глупые, а ты один умный? Разве ты не можешь ошибаться?"

Журка подумал.

– Можно проверить, – сказал он. – Можно тысячу раз себя спросить: "Ты не ошибся? Ты не ошибся?" И если уж видишь, что нет, тогда все…

– Да… а если все же ошибся, только сам этого не понял? Людям-то ведь тоже надо верить…

– Ну… – растерянно сказал Журка. Не привык он вести такие споры и не мог найти нужных слов. И на помощь пришел Валерий Михайлович. Он появился в дверях и весело вмешался в разговор:

– А себе, между прочим, тоже надо верить… Вспомни-ка, дорогая Лидия Сергеевна, позапрошлый год. Как тебя завуч, директорша, вожатая и родительский комитет убеждали, что в пионеры надо принимать сперва лучших, а ты уперлась: "Они у меня все лучшие!"

– Точно! – обрадовался Журка. – Вам тогда говорили, что вы педагогику не знаете. Мы про эти разговоры тоже слышали!

Лидия Сергеевна рассмеялась: