Журавленок и молнии - Страница 76

Но это еще не тот самолет, который увезет Иринку, не тот. Журка успеет. Вон как мчится под радиатор серое полотно асфальта! Вон как прочно лежат на руле отцовские руки. Они сразу и четко дали машине самый верный, самый рассчитанный курс.

У отца резкий профиль, спокойный, но не отрывающийся от дороги взгляд. Не поворачиваясь к Журке, отец сказал:

– Ничего, Юрик, успеем. Точно успеем.

Тревожные Журкины жилки слегка ослабели. Раз отец сказал, можно верить. Он же пилот, ас автомобильных дорог.

Только бы ничего не случилось…

– Папа, а за нами, по-моему, милиция на мотоцикле, я в зеркальце заметил.

– Едут. Ну и что?

– Тебя не остановят за превышение?

– А нету никакого превышения, идем как надо… Да и ребята на мотоцикле знакомые.

– А тогда нельзя чуточку скорее?

– Нельзя. Да и не надо, все будет нормально.

Хорошо, если нормально. Если успеют. Потому что в таких случаях успевают не всегда. А случаев таких в жизни множество. Он слышал про них, читал, смотрел в кино. Про то, как один друг уезжает, а другой отчаянно старается догнать его, потому что это очень важно для них обоих. И вот человек рвется по летящей навстречу дороге, скачет на коне, летит на самолете, несется под штормовым парусом, мчится в машине, стараясь напряжением всех мускулов и нервов добавить скорости мотору. Скорее, скорее, ско…

Молния ударила горизонтально – черной свистнувшей полосой. И в короткий-короткий миг после этого Журка успел подумать о многом: "Что это?.. Какая аккуратная дыра в середине стекла. И какие мелкие трещинки вокруг дыры… А небо в ней гораздо синее, чем за стеклом… Это выстрел? Теперь не успеть, папа не поедет с разбитым стеклом…"

Журка рывком повернулся к отцу. Тот одной рукой держал руль, а другую прижимал к лицу, и между пальцами набухали красные капли.

– Папа!

– Ничего, ничего, Юрик, сейчас…

Машина замедлила ход и осторожно встала у края дамбы.

– Папа!

– Ничего, Юрик, глаза целы…

Он оторвал от лица ладонь, и лицо это было незнакомым – в алых пятнах и черных трещинках, из которых, пульсируя, выталкивались тонкие красные струйки. Но Журка растерялся лишь на миг. Все равно это было папино лицо. Журка заплакал – не от страха, а от жалости, рванул из-под ремешка рубашку, выхватил из кармана бритвочку.

– Папа, я сейчас, я перебинтую…

Лезвие оказалось тупым, Журка суетливо кромсал им подол рубашки.

– Да что ты, не надо, аптечка есть…

Журка оторвал застежку на коричневой сумке с красным крестиком, выхватил перевязочный пакет, дернул, как надо, нитку (на "Зарнице" учили), размотал марлевую ленту.

– Папочка, больно? Я сейчас…

В эту секунду распахнулась дверца, в кабину сунулся молодой черноусый милиционер.

– Журавин, Саша! Живой?.. А ну, давай… – Он выхватил у Журки бинт, начал быстро и очень ловко обматывать отцу голову. – Ничего, тут недалеко, в Колпакове, медпункт… Вот гады, из-под насыпи, из кустов бросили. Нас-то не видели, мы левее ехали…

Завязав бинт, милиционер выглянул из кабины и крикнул кому-то:

– Здесь нормально, давай за теми!

У отца остались незакрытыми только глаза и рот. Сквозь марлю проступали веснушками красные пятнышки.

– Больно? – шепотом спросил Журка.

– Да чепуха, щиплет слегка… Вот беда, не получилось у нас. Не догнали твою подружку…

– Да ладно, папа…

Все теперь отодвинулось: Иринка, аэропорт. Не было уже ни тоски, ни жгучего нетерпения, был только страх за отца. Иринке он напишет, объяснит, лишь бы с папой ничего страшного…

Милиционер потянулся к заднему стеклу. Оно было затянуто проволочной сеткой, а в ней застрял серый камень. Круглый, размером с небольшое яблоко. Сержант покачал его на ладони, хмуро сказал:

– Вот такой подарочек. Немного бы в сторону – и заказывай по кому-то из вас поминки.

Журка рукавом резко вытер слезы и спросил с тихой яростью:

– Зачем его бросили?

– А черт их знает! Шпана проклятая… Давай, Саша, я сяду за руль.

– Да я сам могу…

– Какое там "сам". Давай.

Отец придвинулся к Журке. Журкины пальцы были в крови. Он вытер их о полуобрезанный подол, комком затолкал его под ремень, взял отца двумя руками за локоть, прижался к нему плечом. Автомобиль завыл, выбираясь на проезжую часть. Журка неловко покачнулся, ухватил отца покрепче, напряженно глянул на его забинтованное лицо. Опять спросил с тревогой:

– Тебе больно?

Отец помолчал, как-то странно дернул плечами, сказал с хрипотцой:

– Чушь какая, разве это боль… Юрик, сынок, ты меня прости.

– Что? – не понял Журка и опять испугался. Отец так редко говорил "сынок". Может, это от потери крови, от слабости?

– Папа…

– Ничего, Юрик, ничего, родной. Переживем… Все переживем… Да?

Валерик

Порезы оказались неопасными, но каждый день отец ходил на перевязки. Глядя на его забинтованное лицо, Журка сказал однажды:

– Ты похож на марсианина.

Отец почему-то очень обрадовался, ответил весело и невпопад:

– А стекло уже заменили… Ничего, мы еще поездим!

Один раз к отцу приходил незнакомый мужчина – оказалось, что из милиции. Когда он ушел, отец сказал:

– Вот уж не думал! Нашли ведь тех "гранатометчиков", догнали.

– Да?! – зло обрадовался Журка. – А кто они?

– Кто… Пацаны, конечно. Вроде тебя.

– Почему это вроде меня? – сразу ощетинился Журка.

– Ну, я про года говорю. Такие же по возрасту. Чего ты как динамит…

– Мама говорит: весь в тебя, – усмехнулся Журка. – Папа… а что им будет? Этим ребятам…

Отец пожал плечами.

– Откуда я знаю? Что заработали, то и будет… – И ушел опять в поликлинику.